При слове «спартанец» у Федора в голове прояснело. Память стала быстро возвращаться. Ведь именно там, при захвате столицы Лакедемона, его и ранили, едва не отправив на встречу с богами. Чайка попытался привстать, но едва пошевелившись, испытал сильную боль в левом боку, на котором нащупал повязку. Тем не менее, сознание он больше не потерял. Он пересилил боль и вновь попытался встать — как-то неловко было беспомощно лежать перед таким человеком, как Атарбал. Но тот властным жестом остановил его.
— Лежи, ты еще слаб, — проговорил Атарбал, отлично понимая чувства Федора и постаравшись смягчить свои слова. — Лекари говорят, тебе еще несколько дней надо лежать. Ты дрался как лев и нет ничего постыдного в твоих ранах. Ты солдат. Благодари богов, что ты вообще выжил. Половина твоей армии там и осталась.
Чайка нехотя откинулся на подушку.
— Так мы взяли Спарту? — спросил он с некоторым сомнением в голосе, ведь окончания прорыва он сам не видел.
— Взяли, — подтвердил Атарбал, поправив ножны клинка, упиравшегося в землю, устланную в шатре коврами, — много потеряли хороших солдат, но взяли. И Лакедемон теперь наш.
Федор некоторое время осмысливал сообщение, пытаясь припомнить нечто, беспокоившее его во всем этом. Наконец вспомнил.
— А Набиса удалось захватить?
Атарбал отрицательно повел головой.
— Нет. Но его нашли среди мертвых, как затем и малолетнего царя Пелопа, убитого Набисом во время нашего штурма.
— Так он хотел сам стать царем, — пробормотал Федор, усмехнувшись.
— Конечно, — кивнул Атарбал, — решил воспользоваться ситуацией, в надежде, что сможет отбиться. Но не смог. В последний момент даже попытался откупиться и договориться, отправив к нам парламентеров. Он не понимал, что мы пришли не договариваться.
Федор посмотрел на стенку шатра, за которой светило солнце и колыхались причудливые тени проходивших мимо людей.
— Где я нахожусь? — поинтересовался Федор.
— Ты в Прасиях, — ответил Атарбал, — я велел перевезти тебя сюда.
И прищурившись, уточнил, словно проверяя, насколько Федор вошел в разум.
— Знаешь, где это?
— Знаю, — слабо усмехнулся Чайка, проведя рукой по волосам, — на побережье Спарты.
— Вот именно, — назидательно сказал Атарбал, поменяв позу в своем кресле, — и ради того, чтобы увидеть тебя, мне пришлось вернуться назад, в глубокий тыл, оставив свою армию на помощников.
— Глубокий тыл? — не поверил своим ушам Чайка, опять попытавшись приподняться, и на этот раз он все-таки сел на постели, хотя в ушах зашумело, — а где же сейчас линия фронта.
— Она все время изменяется, поскольку мы продвигаемся вперед достаточно быстро, — начал с туманного объяснения Атарбал, хлопнув себя по коленкам, — в последний раз, когда я садился на корабль, передовые части атаковали приграничные поселения Мегары, оставив захваченный Коринф за спиной.
— Коринф уже наш? — пробормотал изумленный Федор, казалось, еще вчера только ступивший на землю Лакедемона, — а значит и Аргос тоже наш и…
— Не трудись напрасно, напрягая память. Весь Пелопонесс наш, — подтвердил ему Атарбал, — включая твоих друзей из Ахейского союза.
— Сколько я провел без памяти?
— Почти двадцать пять дней, — спокойно сообщил ему Атарбал.
— Как быстро все изменилось, — в изумлении пробормотал Чайка.
— Не так уж быстро, — возразил командир африканцев, — и не слишком легко. Нам пришлось хорошо потрудиться, пока ты выбыл из строя. Ранив тебя, эти проклятые спартанцы оказали услугу всем остальным, лишив армию такого полководца и задержали наше продвижение до тех пор, пока я не нашел достойного приемника. К счастью Ганнибал не пожалел на это ни времени, ни денег, и в итоге сил у нас хватило на все.
Федор некоторое время сидел молча, теребя воротник туники. Ему было трудно представить, что он «проспал» захват Пелопонесса.
— И что все они сдались без боя?
— Конечно нет, — спокойно ответил Атарбал. — Воины Аргоса дрались серьезно, но мы сломили их сопротивление. Проще всего было с Аркадией и ахейцами, они и так были уже обескровлены благодаря войне со Спартой. Так что, разоружив остатки армии союза прямо в Лаконике, мы объявили им о заговоре и двинули туда свои войска. Аркадия вздумала сопротивляться, поэтому там пришлось повоевать, все больше штурмуя города. Но серьезных сил аркадцам собрать не удалось, и мы очень скоро оказались на побережье Ахайи, куда сбежал их стратег после неожиданного известия из Спарты.
Атарбал, устав сидеть, встал и прошелся вдоль постели Федора, который слушал его внимательно, стараясь не пропустить ни слова. Ведь за то время, пока он находился в бреду, греческий мир изменился почти до неузнаваемости.
— Твоего друга Филопемена мы обвинили в заговоре против македонцев, организованном на деньги египтян. Ну ты помнишь об этом, надеюсь, — вещал карфагенский военачальник, измеряя шагами походный шатер. — Сбежать морем он не успел или не захотел, надеясь оправдаться перед Филиппом. А до тех пор укрылся в Патрах, и это стало роковой ошибкой. При захвате города его пришлось умертвить, поскольку сдаваться он не захотел. Вот так и закончилась история Филопемена.
Атарбал вновь присел, посмотрел на бледное лицо Федора, который слушал со всевозрастающим интересом, и продолжил.
— Когда армия Ахейского союза и наиболее сильные полисы были уничтожены, все пошло гораздо легче. Флиунт и Сикион, имея малые территории, понимали, что если Аркадия с Ахайей пали, то их мы проглотим за пару дней. И они согласились признать власть Ганнибала.