— Царь Филипп приветствует в твоем лице Ганнибала, Федор Чайка, — высокопарно поприветствовал его спешившийся македонец, облаченный в дорогой доспех, на медных боках которого играли отсветы факелов, — меня зовут Демофонт.
Услышав такое приветствие, Федору показалось, что его даже оскорбили, но Чайка не стал раздувать дипломатический скандал. Не торопясь он поправил шлем на голове и фалькату на поясе, ответив попроще и сразу переходя к делу.
— Я, Федор Чайка, рад приветствовать посланцев царя Филиппа от лица Ганнибала и от себя лично. Мы плыли дольше, чем я ожидал. Где сейчас находится царь, и где я могу разместить своих солдат на ночлег?
Федор перевел взгляд с македонцев на строения, видневшиеся за их спинами. На высоком каменистом берегу не было никакого поселения, если не считать военного лагеря. Да и тот, судя по всему, оборудован был здесь совсем недавно. Главным его достоинством было, на взгляд Федора, то, что лагерь был очень большим и способен был принять почти всех его солдат. Возможно, он и был построен специально для приема подкреплений от союзников, как перевалочный, в расчете на то, что еще не единожды этим путем они будут прибывать в Грецию. Посланник Филиппа подтвердил его догадки.
— Ты можешь разместить на ночлег всех своих солдат в этом лагере, там есть все необходимое, — ответил Демофонт и добавил, — но царь Филипп хотел видеть тебя как можно быстрее у себя в лагере, что возле Страта в Акарнании.
— Это далеко? — поинтересовался Федор, без особого энтузиазма глядя на быстро сгущавшиеся сумерки.
— К утру будем на месте, — пообещал Демофонт.
Скакать куда-то на ночь глядя по приграничному району, да еще без собственной охраны, ему совершенно не хотелось. «У меня же скифы есть, — вспомнил он с облегчением, но желания немедленно увидеться с Филиппом все равно не возникло, — хоть он царь, но пусть подождет немного. Мы тоже кое-чего стоим».
— Я должен сначала проследить за разгрузкой кораблей и разместить своих людей, — принял решение Федор, — передайте царю, что завтра утром, я прибуду к нему, как только буду готов.
Нельзя сказать, что Демофонту понравились слова командира экспедиционного корпуса, отказавшего царю в немедленном исполнении его воли, но ничего поделать он не мог, а потому смирился. Правда, скрипнув зубами.
— Хорошо, — нехотя кивнул посланник, — тогда мы останемся здесь и подождем тебя до утра. Все равно твои воины не знают дороги.
— Это подойдет, — согласился Федор, — я приступаю к разгрузке армии. А то мои слоны уже измучились от морского путешествия. Того и гляди, начнут буйствовать, а это нам совершенно не нужно.
— Много у вас слонов? — заинтересовался посланник царя, уже занесший ногу, чтобы взобраться в седло.
— Хватит, чтобы проучить этолийцев, — подпустил туману Федор, не желая ни хвастать, ни сдавать сразу всех козырей. Пусть помучаются. Пока союзники вели себя слишком заносчиво, чем только раздражали командира экспедиционного корпуса.
«Ох, и помпезные же эти македонцы, — продолжал составлять мнение о союзниках Федор, рассматривая Демофонта и его свиту в раззолоченных доспехах, — словно не на войну, а на парад собрались».
Неожиданно со стороны дальних кораблей, где уже началась разгрузка, послышался конский топот, и к месту встречи с македонцами прискакало несколько всадников в скифских доспехах. В огне факелов возник силуэт лихого кавалериста Лехи Ларина и еще пятерых бородатых копьеносцев. Ларин взлетел на высокий берег первым и осадил своего скакуна, едва не врезавшись в дородного коня Демофонта. Македонцы от такой неожиданности чуть не схватились за мечи — они знали, что у Федора не было конницы, — но, разглядев знакомые доспехи скифов, немного успокоились. И все же в воздухе опять запахло международным конфликтом. «Ну, Леха, — мысленно пожурил друга Федор, — не может без выкрутасов».
Однако не только македонцы были удивлены неожиданным появлением скифов. Сам Ларин, похоже, был поражен не меньше. Особенно, когда узнал офицера, бывшего у македонцев за главного.
— Здорово, друг Демофонт, — чуть не крикнул он, выпрямляясь в седле, — ты ли это? Жив еще, значит. Не убили тебя дарданы тогда в горах.
— Жив, — нехотя признал Ларина напыщенный македонец, по лицу которого было видно, что он совсем не рад этой встрече.
— И я жив, как видишь, — продолжил беседу Ларин, ничуть не смущаясь, что встрял в разговор двух царских посланников, — значит, снова вместе повоюем!
Македонец кивнул Федору и, не говоря больше не слова, развернул коня в сторону лагеря. Отряд тяжеловооруженных воинов направился за ним.
— Вы что знакомы? — настал черед Федора удивляться.
— Виделись пару раз, — усмехнулся Ларин, провожая взглядом отряд македонцев, — когда с Иллуром впервые в Эпирских горах оказались.
— Тогда бери своих всадников, и отправляйтесь за ними следом, — приказал Федор, — сегодня мы ночуем в этом лагере. А завтра на рассвете снова в путь.
Однако все произошло не так быстро, как того хотел Федор Чайка. Осмотрев лагерь вместе с Демофонтом, он нашел его вполне добротным и разместил своих людей на ночлег. Впрочем, это касалось лишь воинов, которые смогли сойти с кораблей за несколько прошедших часов с момента прибытия. Это была треть пехоты и скифы, получившие своих лошадей. Но артиллерия и припасы все еще оставались на судах. Разгрузка затянулась. Посреди ночи Федор вновь вернулся на берег, выслушал доклады Кумаха и Бейды, и понял, что к рассвету его армия еще не будет готова выступить в путь. Впрочем, ничего другого он и не ожидал, погрузка в Брундизии тоже заняла не одну ночь. Приказав своим помощникам продолжать без него, Чайка вернулся в лагерь и разыскал Ларина, которого поселил неподалеку от своего шатра. Бравый конник уже вовсю дрых, не обращая внимания на царивший в лагере шум, справедливо рассудив, что ночь коротка, и если понадобятся его услуги, он об этом узнает.